&laquo;Дворовые&raquo; дети

УДК 94(470) + 929.5

Цыпленков В.П.
Эпоха.
Автобиографическая хроника.
– СПб, 2014. – 272 с.

В автобиографической хронике профессор Санкт-Петербургского университета рассказывает о происхождении свой семьи и фактах собственной жизни в городе Ленинграде до войны, во время блокады, на фронте, в послевоенный период. Период активной жизни ученого совпал по времени с эпохой социализма в России.
Книга представляет интерес для историков, социологов, биологов, этнографов.

В сети Интернет – epoch-ussr.blogspot.com

А professor of St. Petersburg University in the autobiographical chronicle talks about the origin of his family and the facts of his own life in Leningrad before the war, during the siege at the front, in the postwar period. The period of active life of a scientist coincided with the era of socialism in Russia.
The book is of interest to historians, sociologists, biologists, anthropologists.

Второй после очага источник знаний или двор, начал активно влиять на мое развитие по достижении мною возраста 4-5 лет, когда я научился самостоятельно выходить на прогулки, хотя и с разрешения родителей.
Многие прежде нежилые помещения в нашем доме были превращены в квартиры, даже подвал, а отопления оставалось печным. Если подвал занят, то где же хранить дрова? На втором дворе были выстроены дровяные сараи, которые не только не мешали детским играм, но и являлись игровой территорией. На второй этаж сараев вели две лестницы. По одной лестнице можно было вскарабкаться наверх, по другой спуститься вниз. Попробуй, поймай!
Замечу, что в те годы вся площадь двора была грунтовая, а не каменная, (позднее – асфальтированная), как в первом дворе. Так что в азарте игры можно было даже прыгнуть на землю со второго этажа сарая. Для малышей во втором дворе была оборудована песочница, а для более взрослых большой дощатый стол со скамейками с двух сторон. От старого режима во дворе осталась бетонная площадка для помойки и, вероятно, для общественного туалета. Почему вероятно? А потому, что, когда все это увидел, помойкой пользовались жильцы дома, и малолетние коллекционеры выискивали в мусоре раритеты для своих коллекций спичечных этикеток, а стоящая радом тоже бетонная коробка была без дверей, без внутреннего какого-либо оборудования с единственной дыркой в полу, куда можно было только пописать! Позднее это бетонное основание старшие дети приспособили под основание голубятни, наверху разместили деревянную будку, где держали голубей. В условиях этого двора и проводили время дети разного возраста, а было их большое количество.
Возвращая внимание читателя к рис. 25, хочу напомнить, что в нашем доме было два двора, которые числились как первый и второй, задний. Первый или передний двор по сравнению со вторым был маленький и темный. Он представлял собой типичный двор-колодец, описанный Ф.М.Достоевским и другими русскими писателями-реалистами XIX века. Со всех сторон его окружали кирпичные стены домов. Будучи замощен крупным булыжником, этот двор для детских игр был неудобен. Этот двор был проходным, дети во время игр его пробегали и не задерживались в нем.
И все же бывали минуты, когда первый мрачноватый двор оживал. Это случалось, когда туда заходил тряпичник, во весь голос оповещая жителей о начале сбора костей и тряпок, или забредал шарманщик в сопровождении своего крупного и яркого попугая. Всякому, кто вносил шарманщику плату, птица, жеманясь и скрипя клювом, вытаскивала из коробки бумажную записочку, на которой можно было прочитать пожелание или предсказание успеха в любви и обретения богатства при жизни. Стоило это удовольствие сущие копейки, и желающие получить гарантии попугая полюбить и разбогатеть не давали проходу этому шарманщику. Все ребятишки со второго заднего двора выбегали в первый двор и превращались в зрителей-болельщиков. Телевизора тогда не было, а газет мы читать не умели. Явление шарманщика с попугаем для детей было радостным впечатлением и поводом для долгих обсуждений купленных соседями «пророчеств».
Совсем другую картину представлял второй или задний двор. Он был просторнее, находился вне дома, который своим п-образным корпусом отделял эту площадку от опасного для жизни малышей проспекта. На втором дворе был двухэтажный дровяной сарай, поскольку все свободные помещения и даже подвал в доме были «приватизированы» под жильё. Двор был светлый и немощеный. На этом местами поросшем зеленой травой пространстве проводили летом всё дневное время дети, особенно те, чьи семьи не выезжали на дачу (рис. 34).
Наш многообразный детский контингент различался и по возрасту, и по уровню культуры, и по образованности или обеспеченности родителей. Для укрепления коллектива нужен был руководитель-специалист. Требовался хотя бы наскоро подготовленный работник. Этой потребностью объясняется то обстоятельство, что, когда со мной нянчились в очаге, моя мама прошла специальные педагогические курсы. И, окончив эти курсы, моя мама, как принято было в те годы, совершенно бесплатно взяла на себя обязанности по организации дошкольного коллектива, за которым раньше присматривали по очереди все молодые мамы. Добровольное и безвозмездное начало во всяком труде при социализме всегда приветствовалось.
Надо отметить, что именно на этих курсах моя мама подружилась с Агафьей Тимофеевной Гасиловой, которая позже стала моей крестной матерью (рис. 27). Второе знакомство на тех же курсах произошло с Зиной Басовой из дома №7, с семьей которой мы дружили вплоть до 1942 года (рис. 35).
Чем ещё примечательна эта старая фотография? За столом сидят (слева направо): Зинаида Басова, Шурка Большой (мой двоюродный брат, а мой родной брат звался у нас Шурка Маленький), за ним чуть выше моя мама, муж Ольги Павловны, моей тети, сама Ольга Павловна (фотография повреждена), Юрка Андрющенко, Никита Михайлович, Агафья Тимофеевна, мой отец, Борис Басов. Басов часто бывал у нас в квартире и вечерами любил играть с отцом в шахматы. В то время он занимал высокую должность по службе в пожарных частях. Жили Басовы в доме №7 по Смольному проспекту. Трое их детей в наш ребячий круг не входили, так как были очень маленькими. Я знал, что в семье Басовых есть сын Алька. С ним я встретился спустя годы, когда он работал заместителем директора Физического НИИ при Ленгосуниверситете.

Рис. 34. Конец двадцатых годов XX века. Детская «масса» нашего двора.

Рис. 35. Эта старая фотография – документ, подтверждающий,
что Зинаида и Борис Басовы бывали у нас в гостях.

Из крупных начинаний надо упомянуть свой детский кукольный театр, в котором все роли исполняли наши ребята. Под руководством мамы артисты сами изготовляли головы для кукол из папье-маше, то есть мелко нарезанной бумаги с клеем, для своей роли. Сами мы эти куклы наряжали в одежду, сшитую из лоскутков. Так мы, дошкольники, осваивали первичные навыки шитья, кройки, конструирования моделей из ткани и бумаги, как сейчас бы сказали, «дизайнерского» мастерства.

Рис. 36. В праздники во дворе проводились соревнования по бегу в мешках

Рис. 37. Дворовая игра: с завязанными
глазами после поворота попасть
палкой по консервной банке.

Стали выпускать и свою стенную газету, в «редакцию» которой дети сами писали заметки, приносили разные вырезки, картинки, открытки. Подготовка газеты представляла большую трудность для руководителя, поскольку уровень грамотности детей был весьма низким, а желание быть журналистами – высоким. Помню, как однажды девочка принесла в газету красивую открытку и на ней собственноручно сделала надпись: «Манзалей, где жил и учился Ленин».
На большом дворовом столе стали проходить шахматные турниры. Когда в праздники у отца было время, он давал сеансы одновременной игры на 10-ти досках.
После всех этих новых мероприятий (рис. 36-38) дворовое общество стало заметно меняться в лучшую сторону. Даже такой хулиганисто-вороватый парень Ленька по кличке Кабан после того, как украл макинтош, который моя мать вывесила во дворе на забор для просушки, сразу сознался и попросил прощения. В свое оправдание он заявил, что оплошал, ведь не знал, что эту вещь повесила она. Если бы он знал, что этот плащ принадлежит дворовой воспитательнице, то никогда бы не взял. Этой фразой он хотел выразить моей маме не только свое уважение, но и общее уважение всех сорванцов нашего двора.

Рис. 38. Мой отец участвовал в работе с детьми.
В домашних условиях устраивал занятия
по санитарной подготовке.

Каким бы большим ни казался малышам наш двор, но в нем не для всех развлечений хватало места. Так, играть в рюхи (городки) в нем было небезопасно. Играть в футбол, который стоял у нас на первом месте, мы выходили в Смольнинский сад. Туда же бегали играть в казаки-разбойники.
Иногда мы так увлекались беготней, что заскакивали даже в здание самого Смольного, в котором нас привлекали массивные крутящиеся входные двери. Бывало, бежишь от противника, который тебя догоняет, встанешь в одной четверти крутящейся двери, а он следом заходит в следующую четверть. Пока дверь поворачивается, ты успеваешь из своей секции выскочить и опрометью кинуться в сад, а преследователя поворот двери вынуждает пуститься в погоню гораздо позже, потому что дверь медленно вращается. Но в само здание, в коридоры власти, мы, конечно, не заходили, хотя в то время (до известного инцидента 1934 года) усиленной охраны в Смольном не было.
На пустой площадке Смольного сада мы играли в футбол. Все малыши хотели быть похожими на таких известных в те годы футболистов, как Петька Дементьев или Мишка Бутусов.

Примечание.

Бутусов Михаил Павлович (1900 — 1963) — российский, советский футболист, хоккеист и футбольный тренер. Заслуженный мастер спорта СССР (1934). Дементьев Пётр Тимофеевич, «Пека» (1913 — 1998) — советский футболист, нападающий. Заслуженный мастер спорта (1946). Дважды кавалер орденов «Знак Почёта» (1937, 1957).

Мы их никогда не видели, но были наслышаны о них от старших братьев. Разнообразные выдумки и анекдоты про известных спортсменов производили на нас, дошкольников, огромное впечатление, вос-принимались за истину, и оспорить эту информацию мы не могли, потому что ещё не умели читать, не умели пользоваться газетами, а радиотрансляцию днем практически не слушали, по вечерам же нас рано укладывали спать.
Большинство детских игр были азартными, ставками в которых использовались деньги, в результате чего часто возникали споры и ссоры. В начале всякой игры участников, особенно, новичков предупреждали: «Будешь жульничать, получишь по хрюкалу!»
Все такие игры были мелкогрупповые, а группы детей ранжировались по возрасту. Безденежные малыши играли, в основном, в фантики. Старшие дошкольники и младшие школьники использовали звонкую монету. У стены электротрансформаторной будки на заднем дворе играли монетками в «пристенок» или «выбивку».
Особая дворовая группа старших школьников собиралась на втором этаже сарая и резалась там в карты: в «21» или «33», иначе говоря, в «очко» или «буру» по нашему словесному обозначению.
Более безобидными и более коллективными были такие полуспортивные игры, как лапта, штандер, прятки, колдуны и, с выходом в сад, казаки-разбойники. В праздничные дни, когда во двор выходило много ребятишек, организаторы (мои мама и папа) устраивали для них шахматный сеанс на 10-ти досках, бег в мешках, спектакль дворового кукольного театра, которым руководила моя мама. Летом многих детей увозили на дачи, и жизнь во дворе несколько затихала.
Говоря о негативном влиянии двора на детей, надо помнить, что сам-то двор был разделен на отдельные возрастные зоны. В песочнице трудилась младшая возрастная группа, самая молодая поросль, производя с помощью формочек куличики из сырого песка или же даже строя крепости. Над малышами мог пролетать арабский черный резиновый мячик, маленький, ручной, который девочки использовали для игры в штандер. Мальчики же чаще на большой дворовой площадке играли в лапту.
Особое место в этих дворовых развлечениях занимал второй этаж дровяного сарая. Там свои игры затевали старшие мальчуганы, а мы, мелюзга, допускались лишь как зрители и болельщики для обучения солидным играм. Здесь я освоил игру в карты, и мой лексикон пополнялся новыми словами и выражениями, которые относились к разряду нецензурных. Филологией наше развитие не ограничивалось. В одном из сараев большой мальчик Алёха Костерин с Сонькой, дочкой Ефима, который запомнился мне лишь тем, что разводил голубей, продемонстрировали нам эротическую картинку, достаточно откровенную, чтобы она произвела впечатление на малышню. Правда, в то время, когда даже троллейбусов ещё в городе не было, мы, малолетние дети, называли это действие другим термином.
Здесь замечу, что уже в дошкольном возрасте дети в нашем дворе были наслышаны об особенностях сексуальных взаимоотношений мужчин и женщин, имели какое-то представление о роли капусты и аистов в деторождении. Однако, для нас выступление озорных Алёхи и Соньки и показанные ими живые картинки были совершенно непонятными и никаких позитивных эмоций или смеха не вызвали. Меня особенно удивило, как ни странно, что в стране, где победили нерыночные и неденежные отношения, где приветствовались все формы труда на общественных началах, эта деятельность непременно предусматривала оплату. Простодушная Сонька играла роль за сахарную подушечку-конфетку. Мне представлялось, что она продешевила, раз не потребовала красивую конфету в бумажной обертке, после съедения которой оставался ещё и ценный фантик, пригодный для игры. Я хорошо знал, что, например, Верка из 5-й квартиры за подобное шоу всегда берет целую пачку папирос марки «Ракета», которая стоила, по моим тогдашним понятиям, астрономическую сумму – 25 копеек. Впоследствии, став много старше, когда пробовал по примеру взрослых курить, я предпочел «элитные» папиросы «Пушка» ценой 50 копеек за пачку.

Рис. 39. На этой фотографии хорошо заметна
разница в возрасте. Я на коленях моего
двоюродного брата Александра Андреевича
Андрющенко (по-нашему – Шурки Большого).
Как взрослый, я рассматриваю
его серебряный портсигар.

Третьим источником знаний маленького человека была семья. Конечно, более правильная иерархия этих источников знаний требует поставить семью на первое место. Разумеется, семья была изначальным, самым первым и основным по своему значению источником, а очаг и дворовое общество нашего дома играли как бы дополнительную роль в этом процессе, пополняя наши знания даже такими сведениями, которые в семье мы не могли бы получить. Можно сказать, что эти два дополнительных источника с раннего детства не по возрасту расширяли наш кругозор. Однажды я это показал родителям, когда повторял за отцом названия букв старославянского алфавита.
Чтобы быть справедливым в своих оценках, замечу один небольшой недостаток моего воспитания даже в самой нашей семье. Этот недостаток заключался, собственно, во мне самом, или в моем позднем рождении, и в том, что к этому времени мои братья были значительно старше меня. Первые элементы своего воспитания они получили не от платных иностранных гувернеров-воспитателей, а в таких же, как наш или даже ещё худших, дворах.
Мой недостаток заключался в том, что в нашей дружной семье я старался быть во всем похожим на своих братьев, помогать им и даже активно участвовать в общих проказах. В эти моменты я сам себе казался таким же взрослым и равным с ними. Я не мог оценить нашу возрастную разницу, заметить её даже и тогда, когда отец проводил с нами воспитательную работу, обычную экзекуцию за серьезные шалости, за коллективные проступки.
Выглядело это так. Выстроив нас по ранжиру со спущенными до колен штанишками и держа в руке поясной кожаный ремень, отец, провозгласив обвинение и вынесенную меру наказания, приступал к экзекуции, начиная со старшего. После первого шлепка мы все хором начинали реветь, а я громче всех. Среднему брату доставалось уже меньше, а мне и вовсе один маленький шлепок. Мне было совсем не больно, но я орал, как резаный, в знак солидарности с братьями.
В такой сплоченной общим угнетением со стороны отца дружной компании я и от братьев узнавал многое, не совсем подходящее ребенку моего возраста. Не смогу объяснить, в чем была причина, но в этот период жизни я некоторые, возможно, очень яркие события, происходившие вокруг, запомнил неотчетливо.
Помню, что водили меня в очаг. Для этого учреждения наше домоуправление выделило одну большую комнату на первом этаже дома №7 с окном прямо на проспект. Руководителем и одновременно воспитателем там трудилась молоденькая девушка-комсомолка, проживавшая в нашем же доме №9. В очаге в 3-4-летнем возрасте началось мое атеистическое воспитание с песенки: «Долой, долой монахов…»
Может выглядеть теперь смешным, но в этом очаговом возрасте в среде моих братьев, родных и двоюродных, которые часто жили с нами в квартире и на даче и были все, ещё раз подчеркиваю, значительно старше меня (рис. 39, 40), велись разговоры о девичьей красоте. Когда рядом не было взрослых, братья обсуждали красоту девочек, которые приходили к нам в гости, а особенно тех, которые приходили по приглашению моих братьев на устраиваемые ими «вечеринки» днем после школы, когда родители ещё не вернулись с работы.
Старшие братья, разгоряченные после танцев и игр с девочками во время этих вечеринок, увлекаясь, в моем присутствии вели достаточно откровенные и даже не очень приличные разговоры, не учитывая того, что между мною и ими были большие возрастные различия. Я же в такие моменты чувствовал себя «большим», прислушивался и, хотя и не понимал почти ничего, запоминал.

Рис. 40. Костя Рычагов,
сын Марии Павловны,
мой самый старший
двоюродный брат.

В это время я, как самый маленький и глупенький в их понимании, чаще всего оказывался для братьев объектом, над которым безопасно (не всегда, правда) можно было подшутить и поиздеваться. Так случилось, что один из моих двоюродных братьев Георгий, на 12 лет старше меня, был тайно влюблен в мою руководительницу из очага. Когда эта тайна открылась, то объектом насмешек стал, разумеется, не Юрка, который был старше всех, а именно я, трехлетний член очаговского коллектива. Родные мои братья, шутки ради, стали упрекать меня за то, что я, якобы, умышленно и не по-родственному «отбиваю» невесту у своего брата Юрки. Они приводили разные «факты» того, что я оказываю знаки внимания воспитательнице. По своей наивности и детской глупости я стал оправдываться и уверять, что у меня и в мыслях такого нет, а то, что воспитательница меня на руки берет, иногда сажает к себе на колени, так это она сама, и не меня единственного так. Мои оправдания ещё больше развеселили братиков. И они бы долго продолжали так издеваться надо мной, но мой детский садик-очаг был вскоре закрыт, и все само-собой затихло. На дуэль мне своих братьев вызывать не пришлось.
В заключение этой темы я дам свою оценку этому запечатлевшемуся в моей детской памяти эпизоду.
Сегодня я могу уверенно сказать, что моя руководительница в очаге была, действительно, красивой и привлекательной девушкой. Эту женскую привлекательность не могли не заметить мальчики-подростки. Я же вполне уверен, что в трехлетнем возрасте биологически и психологически невозможно возникновение какой-либо плотской любви. Чувства могли возникать у ребенка исключительно романтические. И эти чувства, вероятно, были, поскольку я до сих пор помню, что воспитательницу звали Нина по фамилии Гаель. Почти как известную в то время венгерскую актрису.

Примечание.

Франческа Гааль (Фанни Зилверич, 1904 — 1973) — венгерская и американская актриса, звезда довоенного кино, тринадцатый ребенок в еврейской семье. В СССР любили фильмы с её участием «Весенний вальс» (1934), «Петер» (1934), «Маленькая мама» (1935).

Я до сих пор помню и её брата Кольку, далеко не красавца, да ещё и с неприличным прозвищем. Помню и многое другое, что происходило 80 лет назад, а мой возраст не превышал и четырех лет.


Предыдущая глава Три источника знаний ребенка		Следующая глава Соучастник или свидетель?

Эпоха

«Дворовые» дети

Оглавление

Примечание.

Примечание.

Комментариев нет :

Отправить комментарий