Эпоха: Художник Цыпленков и Смерть

УДК 94(470) + 929.5

Цыпленков В.П.
Эпоха.
Автобиографическая хроника.
– СПб, 2014. – 272 с.

В автобиографической хронике профессор Санкт-Петербургского университета рассказывает о происхождении свой семьи и фактах собственной жизни в городе Ленинграде до войны, во время блокады, на фронте, в послевоенный период. Период активной жизни ученого совпал по времени с эпохой социализма в России.
Книга представляет интерес для историков, социологов, биологов, этнографов.

В сети Интернет – epoch-ussr.blogspot.com

А professor of St. Petersburg University in the autobiographical chronicle talks about the origin of his family and the facts of his own life in Leningrad before the war, during the siege at the front, in the postwar period. The period of active life of a scientist coincided with the era of socialism in Russia.
The book is of interest to historians, sociologists, biologists, anthropologists.

Среди семейных мифов и легенд вспоминается история, которую нередко озвучивали за праздничным столом, когда кто-либо интересовался у Павла Матвеевича Цыпленкова, как это он умудряется так хорошо сохраниться, достигнув уже солидного возраста. Замечу, что в день его 99-летия мы с братом были у отца в гостях и вместе с ним выпили за его здоровье по рюмке водки. И, отвечая на такой сложный для науки вопрос, отец в шутку приоткрывал ужасную тайну.

Рис. 62. Павел Матвеевич после
увольнения из Армии на пенсию

После окончания Великой Отечественной войны, вторично выйдя на пенсию (рис. 62), военный врач-терапевт стал увлекаться живописью, начал писать художественные картины и заниматься в студии изобразительного искусства Кировского дома культуры. Он накупил холстов, подрамников, разных кистей, лаков и красок и всю большую прихожую в квартире превратил в студию живописца, как какой-нибудь французский импрессионист, снимающий угол в мансарде близ «Мулен Руж».
И вот что произошло однажды, когда отец оставался дома днем в одиночестве.

«Стою я у мольберта в халате, измазанном краской, – рассказывает отец, – а в дверь – звонок. Открываю. На пороге стоит старушка. В руке её – клюка, а из-под головного колпака торчат седые кудри. Вот и спрашивает эта старушка скрипучим голосом:

– Здесь проживает доктор Цыпленков?

Я смотрю на её лицо. Глаза у неё какие-то неживые, прозрачные. Никогда никого не обманывал, а тут вдруг схитрил, отвечаю:

– Нет, бабушка, не проживает тут доктор Цыпленков. Тут живет художник Цыпленков.

Бабка заглянула в прихожую, в которой на стенах – картины и пахнет свежей краской, что-то промямлила, мол, в адресном бюро ей дали этот адрес, и, повернувшись, заковыляла вниз по лестнице. Придя в себя, я понял, что на этот раз обманул саму Смерть».

Это мистический вымысел или случайное совпадение? Ведь, действительно, кто-нибудь из дальних поречьевских родственниц, не узнанная Павлом Матвеевичем, или пациентка могла искать доктора Цыпленкова. Только и вправду эта «бабуся с клюкой» очень долго с тех пор не являлась к моему отцу.