Эпоха: Смерть и жизнь

УДК 94(470) + 929.5

Цыпленков В.П.
Эпоха. Автобиографическая хроника.
– СПб, 2014. – 272 с.

В автобиографической хронике профессор Санкт-Петербургского университета рассказывает о происхождении свой семьи и фактах собственной жизни в городе Ленинграде до войны, во время блокады, на фронте, в послевоенный период. Период активной жизни ученого совпал по времени с эпохой социализма в России.
Книга представляет интерес для историков, социологов, биологов, этнографов.

В сети Интернет – epoch-ussr.blogspot.com

А professor of St. Petersburg University in the autobiographical chronicle talks about the origin of his family and the facts of his own life in Leningrad before the war, during the siege at the front, in the postwar period. The period of active life of a scientist coincided with the era of socialism in Russia.
The book is of interest to historians, sociologists, biologists, anthropologists.

В эти смутные годы семья путешествовала. Однако уже в 1923 году родилась дочь Муза, то есть уже третий ребенок, и вся семья возвратилась в Петроград. Отец перевелся из Уральского медицинского института в Военно-медицинскую академию. В то время такой переезд и перевод был связан с большими трудностями, о которых лучше поговорить особо.
Если не касаться получения городской прописки (ведь они выехали из Петрограда), получения квартиры для большой семьи, то все трудности семья преодолела. Может показаться, что мирная жизнь налаживается, заботы, страхи и переживания остались в прошлом. Молодая Клава была ещё с малых лет в своей семье Дедюхиных приучена к ведению домашнего хозяйства, не сидела, сложа руки, как барыня, по выражению той эпохи. Ни один праздничный стол без её вкуснющих пирогов не обходился.
И вот однажды, во время какого-то веселого чаепитием один из гостей, сидящих за столом, наблюдая, как хозяйка вносит аппетитный пирог, заметил: «А третьего-то сына ещё нет!»
К этому времени старца Иоанна уже не было в живых, существовал лишь монастырский приход на набережной реки Карповки, и оставалось в памяти пророчество священника. Под рюмочку пожелали третьего сына радушным хозяевам и спокойно разошлись по домам. Никто из гостей всерьез, наверное, не мог себе и представить, что эта легенда может осуществиться.
В семье Цыпленковых уже было три ребенка, а материальное положение оставалось весьма скромным. Клава то и дело относила что-нибудь из вещей, сохранившихся с прошлых лет, в ломбард. Отец постепенно отучил её от этих неразумных «кредитов», заставил перейти на плановое хозяйство, установил месячную норму потребления и утвердил список лишь самых необходимых покупок.
И все же новый эпизод в жизни семьи приближался. Был он трагическим, связанным с кровью и смертью человека, которую можно назвать даже убийством. Случай мрачный и таинственный, долгое время сохранявшийся в секрете, и мы, дети, ничего о нем не знали.
За давностью лет, поскольку я сам невольно оказался участником этого серьезного происшествия, позволю себе открыть читателю всю правду. Прошу, конечно, всех простить меня за безапелляционные заявления. Я не забыл, что в начале книги я обещал строить повествование на базе реальных эпизодов, случаев из жизни, фактов, событиях, в которых принимал участие или был очевидцем. В данном же событии я был центральным действующим лицом, и пусть простят меня читатели за иронию и юмор, без которых этот инцидент выглядел бы совсем ужасным.
Всем совершенно ясно, что о своем появлении на свет я не могу свидетельствовать, поскольку новорожденный ничего не помнит. Оправдывая свое невнимательное отношение к процессу своего рождения, сошлюсь на научные работы физиологов, из которых я ясно понял, что в этот момент необходимые для запоминания извилины в моем мозгу ещё не приняли нужной формы. Вот в связи с таким моим недостатком я признаюсь, что рассказываю о первых шагах в моей жизни, как я узнал позднее со слов моих родителей, которым я не могу не верить. Более того, моя уверенность в правоте моих родителей укрепилась позже ещё и тем, что некоторые эпизоды, остававшиеся в тайне всю жизнь, были поведаны мне моей мамой буквально перед её кончиной. А сама её тайна состояла в том, что к началу 1925 года она была беременна четвертый раз, а материальное положение семьи уже при трех детях и муже-студенте было весьма шатким, и это заставило её серьезно подумывать об аборте.
Следует заметить, что в то время подобная мера государством не поощрялась и строго наказывалась законом. Подпольные же аборты часто приводили к смертельному исходу. Вследствие этого, например, скончалась моя двоюродная сестра Серафима. Правда, моя мать имела медицинскую квалификацию акушерки или повивальной бабки и, зная об ответственности перед законом, все же решилась на риск.
Она без предварительных анализов и показаний приборов, как мне рассказывала впоследствии, нащупала голову младенца и умертвила его с помощью стальной вязальной спицы. Мама здорово просчиталась, поскольку убитое дитя осталось во чреве, но началось воспаление и сильные боли. Пошла кровь, и на «скорой помощи» с диагнозом «рожистое воспаление» её отвезли в инфекционное (заразное) отделение Военно-медицинской академии.
И вот, когда её поместили в палату с заразными больными, у мамы начались настоящие роды, и самое забавное, что обнаружился ещё и второй живой и здоровый ребенок. Его, едва он появился на свет, срочно перенесли в чистое отделение.
Этим новорожденным оказался я (рис. 23), автор этой книги, третий сын в семье Павла Матвеевича, рождение которого предрек ему Иоанн Кронштадтский.

Рис. 23. Исполнилась вторая часть из предсказания
Иоанна Кронштадтского.
10 марта 1925 года я с горем пополам родился.

Для проверки третьего пункта предсказания старца понадобился большой срок, поскольку отец мой прожил почти сто полных лет. Удивительно, что это предсказание Иоанна, как и известное из истории предсказание Оракула царю Акрисию, отцу Данаи, сбылось слово в слово. Замечу, что древние греки были, по теперешним взглядам, язычники, а до нашей правильной веры человечество шло ещё тысячу лет.

В качестве заключения к той части моего рассказа, в которой я постарался, как мог серьезно и с долей юмора, изложить в письменном виде ту чудесную легенду, которая возникла очень давно и существовала уже в нашей семье много-много лет и вспоминалась и обсуждалась устно лишь в кругу своих.
Случалось, за столом говорили про это, но без особых подробностей, чаще всего, в связи с событиями, происходившими в нашей семье. Хотя и косвенно касающиеся этой темы, но обязательно затрагивающие вопрос Веры. Надо полагать, что и тот разговор за столом в 1923 году был навеян событиями с самим старцем Иоанном и его подворьем в Петрограде.
Кстати напомню, что это подворье было при женском монастыре, в который в марте 1903 года настоятельницей была назначена Анна Семеновна под именем игуменьи Ангелины. А вот как раз в 1923 году монастырь и был закрыт. Известие о закрытии монастыря коммунистической властью напомнило всем о семейной легенде.
Сам Иоанн Кронштадтский, в миру Иван Ильич Сергиев, в жизни был человеком весьма необычным, о чем наглядно могут свидетельствовать обстоятельства его женитьбы и вся его жизнь и службы в Кронштадте.
В своих проповедях Иоанн гневно обличал богоотступников-интеллигентов-писателей (борзописцев). Однако же, сам он не смог предугадать, что один из благословленных им на долгую жизнь отроков будет с малых лет стараться пробиться из крестьян в интеллигенцию и разделит некоторые взгляды Льва Толстого.
Анализируя сказанное выше уже в более взрослом состоянии, когда, как я полагал, к этому времени в моей голове большая часть извилин уже приняла нужные фор-мы, и состояние моей высшей нервной системы позволяло задумываться и рассудительно подходить к решению сложных задач, возникающих на моем жизненном пути, более разумно, я, грешник великий, и представил по-своему всю картину легендарного предсказания.
Добрый пастырь Иоанн, наставляя Анну Цыпленкову о будущем её сына, находясь постоянно под влиянием Священного Писания, мысленно видел Ковчег, в котором уже более чем шестисотлетний Ной плывет со своими – заметьте, тремя! – сыновьями: Симом, Хамом и Иафетом. Эти дети Ноя, как уверяют те, кто знал их лично, дали начало народам, населившим Землю после Всемирного Потопа. Мне представляется вполне вероятным, что при подобном направлении мыслей в своей голове Иоанн мог поведать Анне о долгой жизни её ребенка и о трех его сыновьях.

Рис. 24. Павел Матвеевич
Цыпленков в возрасте 99 лет.

Я понимаю, конечно, что читатель, лучше меня знающий священную историю, сразу заметит, что и у самого первого мужчины на Земле по имени Адам тоже родилось три сына. Их звали Каин, Авель и Сиф-Благонравный, от которого, кстати, род Ноя и шел по прямой линии. О возрасте Адама я не задумывался особо, поскольку при его проектировании главный и очень строгий боженька Яхве сконструировал его первоначально вечно живым, а это был бы возраст фантастический, беспредельный. Нельзя забывать, что за небольшую оплошность, как понимают современные человеки, Адам был лишен этого преимущества и скончался, когда ему стукнуло 930 лет. Ной умер в возрасте 950 лет, что и укрепило мое предположение. Исходя из разных исторических показателей о постепенном сокращении продолжительности человеческой жизни до 120 лет, то по сравнению с ветхозаветными библейскими старцами, мне показалось, даже возраст 80 лет для простого смертного может считаться большим, а более 80 лет жизнь переходит в категорию «долгой». Отец же мой прожил почти сто лет. Значит, Иоанн предсказал верно (рис. 24).
Вернемся, однако же, от воспоминаний о легенде к описанию развития третьего сына Павла Матвеевича. Прямо из отделения Военно-медицинской академии его привезли в квартиру №35 на третьем этаже дома №9 по Смольному проспекту, и до третьего своего года жизни малыш развивался и рос в кроватке с защитными от выпадения из нее прямо на пол перегородками, в рубашонке выше пупка, поскольку тогда памперсами не принято было пользоваться, и под наблюдением мамы и няни, и их добровольных помощников в лице старших братьев и сестры.


Предыдущая глава Имена на обломках самовластья		Следующая глава О вере в Бога и Буку

Эпоха

Смерть и жизнь

Оглавление

Комментариев нет :

Отправить комментарий